Фото: Мариам Ахмадова
Умида Ахмедова – узбекистанский фотограф-документалист, автор более десятка фильмов.
В середине 90-х годов занялась исключительно фотографией, снимала цветные фото. Неоднократно участвовала в фотовыставках. В 2000 году вступила в Академию Художеств Узбекистана, секцию фотохудожников. Начиная с 2001 года большое количество фотографий использовалось в ряде книг и фотоальбомов, изданных в Узбекистане.
В 2000-х годах Умида Ахмедова активно работает в поле современного искусства, принимая участие в многочисленных проектах: 4-ое Ташкентское Биеннале Современного искусства (Узбекистан, 2007), проект «Эксперимент» (Польша, 2008), Проект «Бумбум» (Кыргызстан, 2009), 5-ая Московская Биеннале Современного искусства (Россия, 2013), Мини-фестиваль видео-арта в Риге (Латвия, 2013), Симпозиум во Владикавказе, проект ЦСИ России (2014).
Подверглась уголовному преследованию со стороны властей. В январе 2010 года Умида Ахмедова была осуждена по статьям 139 и 140 УК РУз «за клевету и оскорбление узбекского народа», создание негативного образа Узбекистана в фотоальбоме «Женщины и мужчины: от рассвета до заката» и фильме «Бремя девственности».
В мае 2016 года Умида Ахмедова удостоена Международной премии Вацлава Гавела, вручаемой за инакомыслие в творчестве, с формулировкой «За креативный протест».
Фото: Леонид Кудрейко
«Пока узбекское правительство пытается предъявить миру полированный образ счастливой страны, она представляет реальную жизнь в одном из самых закрытых обществ в мире».
Джон Педер Игенс, директор норвежского филиала Amnesty International
Зачем нам видеть реальность?
Это жизнь. Абсолютно любая фотография – это документ. Реальный мир для меня очень интересен. Почему я должна что-то придумывать, хотя никогда в жизни этого не делала? Люди, их одежда, их занятия – это целая эпоха, это история.
Я не люблю снимать «чернуху». Да, ее тоже должен кто-то снимать – в фотографии много жанров. Например, возьмите фотографии 30-х годов – снимали мастера: там вы увидите счастливых советских людей. Это тоже история. Но кроме счастливых советских людей были еще и несчастные советские люди – чуть ли не в каждой семье кто-то сидел, кто-то исчез, потом была война.
Не уверена на сто процентов расстреливал ли Сталин или нет за фотографии блокады Ленинграда, но запрет на фотоаппараты был – самовольно снимать происходящее было весьма и весьма опасно. Но все-таки были смелые люди, те, кто оставил нам ужасы блокады. Есть фотографии, где люди возили трупы в санках – это же история. А как по-другому?
Фото из альбома «Женщины и мужчины: от рассвета до заката»
Когда я снимала женщин, продающих мандарины под снегом, вовсе не «подчеркивала», что наши пенсионеры живут плохо. Ташкент. Зима. Пожилые женщины продают мандарины под снегом. Моя задача была передать состояние в кадре. А то, что продавщицы под снегом – пожилые женщины, это и есть реальность. Я же не подписала «Махфуза-апа получает маленькую пенсию».
Вы часто показываете жизнь в бедных кишлаках…
Вы сейчас озвучили пресловую экспертную комиссию: «Объектив Умиды Ахмедовой не видит наши красивые дома – она специально ездит в кишлаки». Но это только в альбоме. На своей странице в Facebook я часто выставляю и другие фотографии.
Во-первых, тема кишлака – это родное для меня, это моя среда обитания. Я родилась и выросла в Паркенте, хотя его назвать совсем кишлаком уже тоже нельзя, потому что он разросся в крупный районный город с бесконечными машинами, новыми домами.
Для меня это мило, это родное. В том же альбоме половина фотографий из моего родительского дома. Это моя жизнь – я ничего не придумала, я специально не езжу снимать «Ах, кишлаки».
Фото из проекта «СНАП»
Я все это люблю, но сейчас занимаюсь больше своим проектом «СНАП». Когда я училась во Владимире в Культпросветучилище, где готовили клубных работников, работающих с любителями, у нас был предмет СНАП – Средства наглядной агитации и пропаганды. Мой проект называется так же.
Каждый год еще со времен Каримова и до сих пор называется годом чего-то там и имеет свой определенный лозунг. Это все – СНАП, взятый оттуда, с советских времен. Здесь мы ничего нового не придумали. Советские плакаты обещали нам коммунизм, узбекские – великое будущее.
Вы много видели людей и ситуаций в Узбекистане. У вас не возникало чувство боли, неудобства или гнева за людей, которые живут там?
Да, когда видишь страдания людей, это всегда больно. Много проблем в нашем обществе, одна миграция наших людей чего стоит, но мало кто из творческих людей обращался к этой больной теме. В соседнем Таджикистане и то снят ряд документальных фильмов на эту тему, но я не видела ни одного фильма узбекских авторов.
Лет шесть назад Светлана Тен сделала прекрасную историю о женщинах, чьи мужья, братья, сыновья на заработках в России, но на выставке в Доме Фотографии в 2014 году именно ее работы были сняты по приказу президента академии художеств Акмаля Нура.
Только нашему земляку Эльеру Неьматову удалось сделать хороший проект о мигрантах, хорошо, что он жил тогда в Кыргызстане.
Люди – это не муравьи. Трагедия в Казахстане, где погибли наши мигранты, случается не в первый раз. Это боль. Как складывается судьба детей, семей. Это нетронутая тема: я не слышала, чтобы писатели писали об этом, я не видела, чтобы режиссеры снимали фильмы об этом.
Фото из альбома «Свекрови и невестки»
Кто считал, сколько сломанных судеб, сколько детей, которые растут без отца и без матери, сколько девушек, которые не могут выйти замуж, потому что парни уехали.
Когда общество больное, страдает его самая слабая часть – дети, старики и женщины. Сколько сломанных судеб – жертв продажи людей, обманом вывезенных девушек. В нашем обществе столько проблем.
В эпоху независимости появились женщины-поденщицы. Никогда раньше не было такого, чтобы узбечка вышла рынок труда, то есть на «мардикор бозор», но лишь один раз независимые киношники сняли фильм о них. Возможно, сейчас появляются какие-то телепередачи, но насколько авторы достоверно раскрывают эту тему, не знаю.
Если из кишлаков уезжают на заработки парни, которые, не зная русский язык, не обладая профессией, едут на низкоквалифицированную работу, то та часть молодежи, которая учится, тоже хочет уехать из страны. «Утечка мозгов», то есть узбекской молодежи, которая составляет потенциал страны, это опасная тенденция для «великого будущего».
Почему у нас не говорят о миграции?
Сейчас власти стали с пониманием относиться к этой теме, когда случаются несчастья с нашими мигрантами, выходят навстречу, а Каримов их называл пренебрежительно «лентяями».
Вот, например, я была в Кашкадарьинской области. Там кишлак, в кишлаке – фермерское хозяйство. Фермер может с семьей работать, может взять кого-то в помощники, но он не может взять всех, кто не работает. Безработица. Куда? В Россию.
Фото из альбома «Свекрови и невестки»
В годы независимости сложилось много традиций, которых никогда раньше не было, одежды, которой никогда раньше не было, музыки, которой никогда раньше не было. Причем, все это подается под соусом национальности и наследия великого прошлого. Вы нередко поднимаете этнические проблемы, говорите о том, что узбекская культура теряется. Почему государство молчит и здесь?
Во-первых, нужно учитывать глобализацию. Вспоминая о мигрантах, не факт, что они уезжают из страны, потому что с голоду умирают – большинство просто отправляют деньги сюда.
В закрытом обществе сохраняются свои обряды, обычаи, язык или диалекты языка. Большинство людей в комментариях осуждали мои кадры с традиционных свадеб, считая, что это не новое, не красивое, но на самом деле, понятие «красивое» исказилось. Полировку, ресторанные застолья считают красивым.
Полное отсутствие понимания того, что красивое – это сохранившиеся ритуалы и обряды. Раньше девушки вышивали себе сюзане, а сейчас уже нет. Во всем мире традиции народов сходят на нет, и у нас происходит то же самое.
Вспоминая ваш с Олегом Карповым фильм «Бремя девственности», не являются ли традиции бременем?
Да, сейчас уже понимаешь, что это действительно бремя, но превратили это в бремя сами люди. Обязательное требование того, чтобы невеста была девственницей и другие подобные обряды, я понимаю, не вытащишь из головы людей, и цели у меня не было такой.
Я хотел снять фильм о жертвах: не только о невестах, но и о женихах тоже.
Вот, сидят женщины, которые должны засвидетельствовать, что девушка была девственницей. Я думаю, что давным давно, когда была принято женить еще детей, наверняка роль этих «свидетельниц» могла быть иной и более гуманной. Раньше существовали специальные обряды, где в игровой форме женщины подсказывали молодоженам, что и как нужно делать. Сейчас это может показаться пошлым, но тогда это было нормально. Сейчас вы одеваетесь в белые платья, бросаете цветы, как в Европе, а потом говорите мне, что я опошляю.
А многое в фильм не попало. Например, проститутка рассказывала, что молодые люди, чтобы набраться опыта, приходили к ней. Почему ты несешь эту грязь? Если ты требуешь, чтобы девушка была «чистой», будь чистым сам.
Как говорится у узбеков, «расплатись за ту самсу, которую ты не съел». Поэтому я брала интервью у медиков, которые объясняли, что девушка может быть девственницей, но при первом сексе может не быть крови (в фильме «Бремя девственности» рассказывается история девушки, которую свекровь после первой брачной ночи вернула родителям, так как на простыне молодожен было мало крови – прим. ред.).
Так же бывали случаи, когда мужья заявляли после первой брачной ночи «отдайте ее обратно – она не девственница». Что это такое? Будьте честны и чисты друг перед другом.
Фото с выставки «Смирное небо»
Как вы вообще относитесь к нравственности?
Вопрос-то очень широкий. Воровать нельзя – это безнравственно, обманывать нельзя – это безнравственно, нельзя убивать, обижать кого-то. Нужно быть просто нормальным человеком. Безразличие к бедам людей, отсутствие сопереживая – это, я считаю, безнравственно. Безнравственно не видеть боль людей.
Фильмы «Бремя девственности», «Мужчины и женщины в ритуалах и обрядах», фотоальбом «Женщины и мужчины: от рассвета до заката» обернулись для вас не только критикой. Что вы почувствовали, когда узнали, что на вас заведено уголовное дело?
Удивление. Когда мне следователь сказал «у вас уголовное дело» я почувствовала удивление, недоумение, ужас.
Был очень сильный страх. До сих пор у меня недоумение и неприятное ощущение от того, что в обществе много людей, которые не понимают, что это документальное кино, где творческий человек говорит о проблемах общества. Документалист должен этим заниматься.
Чтобы построить то же самое «великое будущее» нужно что-то делать – это вам не лозунги повесить. Мало говорить об этом – надо думать, смотреть на себя со стороны и понимать, как и почему вы так живете.
Можно ли быть фотографом, документалистом без гражданской позиции?
«Поэтом можешь ты не быть, Но гражданином быть обязан», как сказал А. Некрасов.
Я считаю, не только фотограф-документалист, любой творческий человек должен быть с гражданской позицией. Я не понимаю, как можно радужно петь на лужайке, когда столько проблем в обществе.
Фото с выставки «Смирное небо»
Что для вас Узбекистан сегодня? Что радует? Огорчает? Хочется изменить?
Есть такое выражение «Кто живет без гнева и печали, тот не любит отчизну свою» Некрасова. Узбекистан – это моя родина. Когда обо мне говорили, что я хочу уехать из страны, потому что у меня все дети учатся за границей, это было смешно, потому что старшая училась в Москве, но потом вернулась, младшая дочь во время суда была еще подростком, а потому ехала учиться в Ригу, а сын постоянно в Ташкенте.
Пока не будет сознательного гражданского общества, пока люди не будут без страха (страх – это очень гадкое чувство) говорить о своих проблемах, пока не возникнет нормальное гражданское общество, говорить о «великом будущем» я бы не стала.
Никто за тебя твои проблемы не решит. Это инфантилизм. Они почему-то называют президента «падишах». Но он не падишах – он президент. Ты выбрал президента и думаешь, что он решит за тебя все проблемы – он не решит. Начни с себя. Задай себе вопрос «что я делаю?», «почему я это делаю?», «почему кто-то другой должен решать мои проблемы?».
В какой состоянии сегодня находится отечественная фотография в целом и документалистика в частности?
Когда у нас был фотоклуб «Нонформат», я возлагала надежды на ряд ребят, но, к сожалению, они не оправдали моих ожиданий. Тут надо понимать, что фотография не приносит деньги. Кроме того, отсутствует среда – мало независимых выставочных площадок, нет мест для обсуждения, обменом опытом. Посмотрите на выставки, которые проходят в Доме фотографии – вы там сами все увидите.
Пока я не вижу громких фотографических имен из Узбекистана на международном уровне, к сожалению. Я даже не знаю, что анализировать сегодня. Если я начну говорить о своем сыне, это будет не очень этично, потому что это мой сын.
У многих творческих людей, а особенно фотографов, в голове крепко сидит самоцензура «это можно снимать, а это нельзя, а за это мне по шапке дадут». О каком искусстве здесь можно говорить?
Когда Вячеслав Ахунов показал фильм «Why?» (он художник, но в отличие от кинодокументалистов, первым поднял вопрос «Почему?»), посвященный миграции молодых людей из Узбекистана, двое «детей Каримова», как я их называю, встали и просто ушли из зала. Вот действительность. Вот инфантилизм. Вот самоцензура. «Кто вам сказал, что у нас плохо – у нас все хорошо».
Фото с выставки «Смирное небо»
Вы не раз говорили о среде. Что должно произойти, чтобы у нас возникла среда, которая выдвинет новых фотографов, новых документалистов?
Во-первых, необходимо поднять престиж документальной фотографии – реальной фотографии. Необходимо много учиться и снимать все те запреты, которые люди поставили сами себе.
Во-вторых, должны появляться площадки, как галерея Zero Line, где смогут выставляться все. Нужно приглашать мастеров, нужно выходить на международный уровень.
В чем разница между фотографией и акционизмом? (вспоминая вашу акцию в поддержку майдана)
Акционизм – это отдельное явление в современном искусстве, где перформанс зачастую проходит с участием самого или самих художников, так что ставить вопрос «в чем разница» не совсем правильно. Да, фотография может быть частью акционизма как форма подачи, но случай нашего фотографирования 27 января 2014 года у памятника Шевченко в Ташкенте я не причислила бы к акционизму как искусству. Это скорее поддержка украинского народа, если это можно так назвать.
За что вам бывает стыдно?
Часто бывает стыдно за те или иные поступки перед близкими и друзьями, но это одно, частное. Но если говорить в целом, бывает стыдно, когда слышу о ужасных поступках соотечественников за рубежом, когда какие-то фанатики-террористы убивают людей, Не только стыдно, но очень больно за свой трудолюбивый и добрый народ. Бывает стыдно, когда вместо того, чтобы делать серьезные вещи на более острые темы, смалодушничал. Стыдно, когда страшно.
Фото из альбома «Женщины и мужчины: от рассвета до заката»
Чем узбекская фотография отличается от фотографии наших среднеазиатских соседей, России и Европы?
Узбекская фотография делает большой акцент на природу, на какие-то красоты. Кыргызские художники (которых тоже не так много) сделали очень хорошую выставку «Есимдер» (Память), где были фотографии с кладбищ. Это был проект, он был глубже, чем простые фотографии. Я не вижу глубоких коллективных проектов у нас.
Таджики, например, Аниса Сабири, сделала хорошую фотоисторию о женщинах в горных кишлаках. Где у нас фотографы, которые могут сделать такой же проект?
Если я начну ругать, то опять про меня станут что-то говорить. Кто-то считает, что я амбициозная, а я просто работаю, стараюсь не отставать от международного уровня.
Вот наша постсоветская фотография – она совсем другая. С одной стороны, цифровой бум, а с другой, кризис.
Смотришь на западных фотографов – они в постоянном поиске. Я не могу сказать, что я преклоняюсь перед ними, но мне нравится, что люди не останавливаются в своем творчестве. У них и визуальная культура совсем другая – нельзя просто брать и копировать. У них всегда была развита визуальная культура – живопись, скульптура.
Необязательно копировать ту визуальную культуру, но учиться надо, использовать местный материал.
Какое будущее ожидает узбекскую фотографию?
Если будет среда, если молодежь выкинет из головы «это можно, а это нельзя», начнет учиться, выставляться, участвовать, если будет свобода в обществе, если люди научатся отказываться от чего-то ради фотографии – все будет хорошо. У нас должно образоваться сообщество, где фотографы смогут общаться, делиться, критиковать.
Интервью: Влад Авдеев
Получайте статьи первыми в Телеграм-канале @RepostUZ.
Больше новостей в Телеграме
Подписаться
