Часто получаю от людей, как правило весьма далеких от понимания законов экономики, ссылки на якобы опыт Южной Кореи и других стран Юго-Восточной Азии по проведению экономической модернизации. Смысл ссылок: мол Узбекистан идет по корейскому пути: «масштабный протекционизм», «государственная поддержка крупных компаний (чеболей)», «сначала освоили свои рынки, потом пошли завоевывать международные». И никакие ваши открытость и либерализация нам не нужны. Корейцы же и без них в люди выбились…
Ту ли модель мы выбрали?
Правда не понятно, если мы с 1996 года (года закрытия конвертации) идем по корейскому пути развития, почему в ранжировании по ВВП на душу населения все это время спускались вниз и скатились в число 30 самых бедных стран мира к 2017 г. А Южная Корея за это же время поднялась в число 30 самых богатых стран. Вкрадывается крамольная мысль: может мы перепутали опыт, идем по пути кого-то другого, например, Северной Кореи, а не Южной?
На самом деле так и есть. Потому что, во-первых, то на чем делается акцент в якобы опыте Южной Кореи и других успешных стран Юго-Восточной Азии – это неправда, точнее фальшивая интерпретация. А, во-вторых, мы действительно делаем почти все прямо противоположное тому, что делали корейцы (южные), китайцы и прочие ориентиры для подражания, взявшие курс на экспортоориентацию. Мы как раз взяли противоположный курс – на импортозамещение и застряли там на целых четверть столетия.
Вставка. Экспортоориентация или импортозамещение?
Политика экспортоориентации и политика импортозамещения – два противоположных, несовместимых вида политики ускорения экономического роста для развивающихся стран.
Политика экспортоориентации направлена на активное участие страны в международном разделении труда, посредством специализации на производстве тех товаров и услуг, по которым страна имеет сравнительные преимущества относительно других стран.
Применяется в первую очередь правительствами стран Юго-Восточной Азии: Япония (до 1980-х годов), Южная Корея, Тайвань, Малайзия, Китай, Вьетнам и др.
Методы реализации политики:
- Налоговые и неналоговые методы стимулирования экспорта, в том числе политика занижения курса национальной валюты (дешевая национальная валюта удешевляет экспорт и делает дорогим импорт на местных рынках).
- Создание условий, повышающих конкурентоспособность местной продукции (низкие налоги, дешевое местное сырье, низкие административные барьеры ведения бизнеса и пр.).
- Поощрение прямых иностранных инвестиций, позволяющих внедрять новые технологии и выпускать конкурентоспособную продукцию. Соответственно для привлечения инвесторов создается благоприятная правовая и регуляционная бизнес-среда.
Преимущества экспортоориентированной модели:
- преодолевается узость внутреннего рынка, что позволяет расширять объемы производства и использовать эффекты специализации и масштаба для повышения конкурентоспособности продукции;
- мобилизация дополнительных источников финансирования инвестиций (выручка от экспорта);
- использование естественных преимуществ развивающихся стран (дешевые рабочая сила и сырье, низкие требования к экологии, технике безопасности, социальной защите работника);
- как правило, не мешает проведению рыночных реформ, что важно для стран с переходной экономикой.
Политика импортозамещения, напротив, направлена на вытеснение импорта с внутреннего рынка посредством максимального расширения ассортимента и объемов выпуска местной продукции, независимо от наличия сравнительных преимуществ в производстве этой продукции. То есть, в отличие от политики экспортоориентации, не предполагается активное участие в международном разделении труда, так как планируется производство товаров и услуг, скорее всего, неконкурентоспособных на свободном рынке.
Активно применялась XX веке правительствами многих стран Латинской Америки, Южной и Западной Азии, Африки. Классическими примерами считаются Индия и Аргентина. В XXI веке две страны проводили ярко выраженную политику импортозамещения: КНДР и Узбекистан (1996-2003, 2008-2017).
Методы реализации политики:
- ограничение импорта готовой продукции тарифными и нетарифными барьерами;
- стимулирование развития собственного производства через налоговые, кредитные и прочие льготы (чаще всего индивидуальные и отраслевые);
- завышенный обменный курс национальной валюты (с целью удешевления импорта оборудования, которое необходимо для импортозамещающих производств), что почти неизбежно приводит к ограничению конвертации национальной валюты и множественным обменным курсам.
Негативные моменты модели импортозамещения:
- Спрос на продукцию местных производителей ограничен преимущественно внутренним рынком (экспорт ограничен из-за ответных протекционистских мер других государств и завышенного курса национальной валюты, делающего экспорт дорогим). Соответственно местные производители не имеют возможности углублять специализацию и использовать экономию на масштабах.
- У местных производителей, получающих льготы и защищенных от конкуренции, нет достаточных стимулов для роста конкурентоспособности.
- Затрудняется проведение рыночных реформ или ставит на них крест (как это произошло в Узбекистане). Дело в том, что масштабные льготы, перераспределение ресурсов административными методами, ограничение внешней торговли несовместимы с нормальной работой рыночных механизмов.
- Как результат: неконкурентоспособность местных производств, разрушение работы рыночных механизмов, высочайший уровень распространения коррупции (чиновники получают огромные возможности для прямого участия в хозяйственной деятельности).
К слову Южная Корея в начале своего модернизационного пути (конец 1950-х – начало 1960-х) также «вляпалась» в импортозамещение, и как результат в эти годы страна развивалась медленнее чем даже КНДР, не говоря уже о других странах. Но Южной Корее хватило лет 10, чтобы разобраться, в какую сторону на самом деле надо двигаться. Нам и 25 лет не хватило. До сих пор не можем до конца определиться.
Впрочем, есть рекордсмены (в послевоенные годы) по проведению политики импортозамещения – Индия, которая примерно 50 лет пыталась хоть что-то от нее получить, пока в начале 1990-х и у нее не лопнуло терпение. Ничего кроме бедности и коррупции так и не получали (прям как мы).
Кстати, политику импортозамещения (политику меркантилизма в определении Эрнандо де Сото – см. книгу «Иной путь. Невидимая революция в третьем мире») в свое время проводили практически все страны, в том числе и ныне развитые. И все эти страны, пока ее проводили, оставались бедными. Зато, как только от нее отказывались (через 10 лет, как южные корейцы, или через 500, как испанцы), у них сразу появлялись шансы на успешное развитие (хотя конечно просто отказа от импортозамещения для этого недостаточно). И некоторые добивались прекрасных результатов.
Так с начала 1980-х гг. от импортозамещения отказались Испания (прошло несколько лет после смерти диктатора Франко – фаната импортозамещения), Турция (правительство Тургута Озала взяло курс на участие страны в международном разделении труда) и Китай (политика «реформ и открытости» Дэн Сяопина). Испания в результате вошла в число самых богатых стран мира, а Турция и Китай совершили в этом же направлении мощные броски, вырвавшись из бедности и добравшись до значений показателей ВВП на душу населения близких к общемировому (см. рисунок 1). С опозданием, уже в 1990-е гг., отказалась от импортозамещения Индия. Только после этого страна стала относительно быстро развиваться. Но из-за позднего старта и нерешительности в проведении реформ пока сильно отстает от стартовавших в 1980-е.
Рисунок 1. ВВП на душу населения в долл. США, по текущему обменному курсу.
Источник: https://databank.worldbank.org/
Узбекистан взял твердый курс на импортозамещение в 1996 г., закрыв свободную конвертацию и осуществляя массированные вложения в развитие «стратегических отраслей экономики». Как и в других странах эксперимент провалился. В 2017 г. с либерализацией валютного рынка страна вроде бы стала решительно отходить от модели импортозамещения, но «родимые пятна» прежней политики не позволили пока перейти к полноценной модели экспортоориентации (а что для этого нужно сделать – см. ниже).
Даже если справедливо (хотя оно не справедливо) мнение любителей нашего избранного в 1996 г. пути развития, что импортозамещение – это этап перед экспортоориентацией, то исходя из опыта Южной Кореи, нам уже давным-давно надо переходить на этот новый этап. Чего ждем то? А проблема в том, что за четверть века активного импортозамещения мы так и не создали (и не могли создать) конкурентоспособные несырьевые производства, которые вроде как должны были возникнуть в защищенных от конкуренции отраслях. Но почему-то не возникли! Кто бы мог подумать?
Более того, несмотря на огромные инвестиции в промышленность (иногда доходившие до уровня в 30% от ВВП) мы не только не вырвались вперед по производству промышленных товаров по сравнению с нашими соседями по СССР, но, напротив, еще больше отстали от большинства из них. По сути произошла деиндустриализация экономики, так как отдача от инвестиций была крайне низкой (а порой отрицательной). Однако эти обстоятельства нисколько не останавливают порывов наших «имопртозаместителей»: они требуют «продолжения банкета». Еще 25 лет? Побьем рекорд Индии? Ни чужой, ни наш собственный опыт нам не указ?
Хотя стоило бы давно понять, вслед за экономистами, что импортозамещение – это не этап перед экспортоориентацией, а альтернативная, противоположная модель развития. При этом надо иметь в виду, что данный термин (импортозамещение) часто в обиходе используется в других смыслах, не обозначающих модель развития. Отсюда возникает разного рода терминологическая путаница. В данной статье мы говорим об импортозамещении исключительно как о модели экономического роста, характеристики которой были описаны выше.
Протекционизм - инструмент успешной модернизации?
Теперь о том, использовали ли корейцы меры протекционистской защиты от импорта. Ну конечно же использовали! И до сих пор трудно найти страны, где совсем нет никаких ограничений для импорта. А тем более таких стран не было в 1960-80-е гг., когда осуществлялась модернизация южнокорейской экономики.
Другой вопрос: является ли протекционизм той самой палочкой-выручалочкой, которая чудесным образом и вытащила страну из числа бедных, сделав ее богатой? Ну конечно же нет!
Проведу аналогию. Если мы захотим понять почему, например, определенные категории людей не болеют, не умирают или меньше болеют / умирают от какой-то болезни, мы должны выделить их отличия от других людей. Именно эти отличия и помогут найти то, что их защищает. Если же мы обнаружили, что большинство не заболевших / не умерших пьют зеленый чай каждый день, это ни о чем не говорит. Может и большинство заболевших / умерших тоже пили зеленый чай каждый день.
Тоже самое касается и причин успехов в экономическом развитии и экономической политике. Если мы хотим понять причины успеха Южной Кореи и других стран Юго-Восточной Азии, то необходимо найти их отличия от неуспешных стран. Если же какие-то черты совпадают, это ни о чем не говорит. Выделяются эти страны высокими барьерами перед импортом относительно других развивающихся стран? Нет!
Высокие таможенные барьеры были типичны для подавляющего большинства развивающихся стран в 1950-70-е гг. Как показывают данные Всемирного банка, в 1960-80-е гг. средний уровень таможенных тарифов был гораздо выше, чем сегодня (см. таблицу 1). У большинства развивающихся стран он был весьма высоким.
Таблица 1. Доля стран с низкими и высокими таможенными платежами от стоимости импорта.
Источник: https://databank.worldbank.org/
Данные рисунка 2 демонстрируют, что если Южная Корея по размеру таможенных платежей и выделяется среди развивающихся стран того времени, то только более либеральным внешнеторговым режимом. На рисунке показаны размеры средних таможенных платежей от стоимости импорта за 1972-1989 гг. среди развивающихся стран, по которым имеются данные (в силу ограниченности данных этот показатель можно рассчитывается только с 1972 года). При среднем значении 10,1% (простая средняя арифметическая от значений показателя по всем странам, по которым имеются данные) в Южной Корее показатель составил 7,7%. То есть таможенная защита, хоть и немаленькая по нынешним меркам, была ниже средних значений для того времени.
Рисунок 2. Среднегодовые размеры таможенных и прочих налоговых платежей от стоимости импорта за 1972-1989 гг. среди развивающихся стран.
Источник: https://databank.worldbank.org/
Следовательно, причина «корейского чуда» точно не в относительно высоких таможенных платежах.
То, что протекционизм необязательный компонент политики экспортоориентации свидетельствует и опыт других стран, успешно проводивших эту политику. Более того, политику экспортоориентации невозможно проводить, если таможенные барьеры существенно выше, чем у торговых партнеров – они просто ограничат доступ ваших товаров на свои рынки, то есть перекроют ваш экспорт.
Кроме того, экономисты указывают и на другие причины затруднительности расширять экспорт при значительных ограничениях импорта:
- Ограничения импорта сокращают спрос на иностранную валюту внутри страны и завышают курс национальной валюты, что делает местные товары и услуги более дорогими на внешних рынках.
- Импортные барьеры делают более дорогими импортные ресурсы, что явно не повышает конкурентоспособность экспортной продукции, производимой из этих ресурсов.
- Ограничение конкуренции с импортом негативно влияет на конкурентоспособность местной продукции, так как именно конкуренция заставляет производителей снижать средние издержки и цены, улучшать качество, совершенствовать ассортимент и сервис. А если конкуренция ослаблена, то и стимулы оптимизировать бизнес-процессы тоже слабые.
Поэтому, как только страна выходила из сложной внешнеполитической ситуации (например, Израиль после окончания арабо-израильских войн) или переходила к политике экспортоориентации (Испания и Турция в 1980-е гг., Индия уже в нулевые годы), разумные правительства сразу сокращали барьеры перед импортом: см. таблицу 2. А Малайзия и Китай, учитывая, что модернизация в этих странах пришлась на эпоху тотальной либерализации внешней торговли, изначально ориентировались на низкие таможенные платежи (или беспошлинный завоз импорта через свободные экономические зоны при сохранении формально высоких таможенных платежей, как это имело место в Китае до вступления в ВТО).
Таблица 2. Размеры таможенных и прочих налоговых платежей от стоимости импорта по отдельным странам.
Источник: https://databank.worldbank.org/
А то, что наши чиновники и предприниматели жалуются на высокие таможенные пошлины в тех же Южной Корее или Турции, так эти пошлины для не членов ВТО, которых в мире осталось всего ничего. Давайте вступим в ВТО и не будет у нас этой проблемы.
Итак, успех стран экспортной ориентации, прежде всего Юго-Восточной Азии, никак не может быть объяснен высоким уровнем протекционизма. Тогда в чем причины успеха? Как уже говорилось выше, для выявления такого рода причин надо искать отличительные особенности этих стран.
Факторы успешного развития стран Юго-Восточной Азии и выводы для Узбекистана
Что действительно отличает успешные страны Юго-Восточной Азии от других, гораздо хуже развивающихся стран «третьего мира», в том числе и от Узбекистана, - это вовсе не протекционизм, а три очень важных момента:
- Политика внешней открытости, предполагающая активное участие в международном разделении труда и привлечение масштабных иностранных инвестиций (с новыми технологиями).
- Создание благоприятного бизнес-климата за счет совершенствования правовой и регулятивной среды.
- Минимизация степени вмешательства государства в экономику (да-да, господа, любители активного государственного вмешательства, вы не ослышались).
Как уже говорилось выше, политика экспортоориентации – это прежде всего политика включения страны в международное разделение труда. Для этого нужна открытость как для внешней торговли товарами и услугами, так и для притока в страну иностранных инвестиций.
А это, среди прочего, означает, что новые предприятия (в том числе и часто упоминаемые японские дзайбацу и корейские чеболи) изначально были ориентированы преимущественно на мировые рынки, где они должны были продавать значительную часть своей продукции и никакой защиты от конкуренции местные правительства дать им не могли. То есть компании сразу «выбрасывали» в жесткую конкурентную борьбу, которая и заставляла их расти до уровня международных гигантов.
Поэтому сравнивать наших узбекских искусственных монополистов, ориентированных на местные рынки и всячески оберегаемых правительством от какой-либо конкуренции, с дзайбацу и чеболями не стоит. За четверть столетия усиленной протекционистской защиты мы так и не «взрастили» конкурентоспособные предприятия. И не могли взрастить. Отсутствие конкуренции никогда к добру не ведет, без нее никакой конкурентоспособности не получится.
В отличие от успешных стран Юго-Восточной Азии в Узбекистане очень высокий уровень монополизации экономики, прежде всего из-за искусственных барьеров перед импортом в отдельных отраслях (автопром, производство сельскохозяйственной и бытовой техники и некоторые другие) и нереформированности ряда секторов с высоким государственным участием (энергетика, транспорт, коммунальное хозяйство, финансовый сектор).
Кроме того, для привлечения инвестиций (внешних и внутренних) и создания условий для быстрого роста производства внутри страны, правительства, реализующие политику экспортоориентации, прикладывают максимум усилий по снижению издержек бизнеса и улучшению бизнес-климата. А это: низкие налоги и административные барьеры ведения бизнеса, прозрачное, непротиворечивое, стабильное законодательство, хорошо работающая судебная система.
Начиная с 2017 г. в Узбекистане многое сделано в данном направлении: либерализация валютного рынка и внешней торговли, банковская реформа, реформа денежного обращения, ликвидация некоторых налогов и снижение ставок по некоторым другим налогам, сокращение и упрощение многих административных процедур ведения бизнеса и пр. Но кардинально бизнес-климат еще не улучшился. Самое слабое звено, на мой взгляд, - плохая защищенность прав собственности, включая ужасную работу судебной системы.
Таким образом государство, желающее идти по пути экспортоориентации, в первую очередь должно заниматься развитием конкурентной среди и формированием благоприятного бизнес-климата. А не протекционизмом и предоставлением разного рода льгот отдельным предприятиям или отраслям. Этот постулат не очень соответствует тому, что мы часто слышим от любителей «сильного государства» и даже тому, что сами успешные модернизаторы порой о себе говорят.
Например, автор «сингапурского чуда» Ли Куан Ю любил много рассказывать о разного рода инфраструктурных проектах его правительства, которые позволили ускорить экономическое развитие страны. Но при этом часто забывают, что сингапурское правительство оперировало и до сих пор оперирует лишь небольшой частью ВВП (не более 10-15%). Остальные расходы – это расходы частного сектора (населения и бизнеса). Доля государства в собственности в Сингапуре также весьма незначительна. Зато судебная система построена на принципах английского права и британские суды являются последней судебной инстанцией в стране. То есть настоящие причины «сингапурского чуда» не в государственных инвестиционных проектах, которыми так гордился Ли Куан Ю, а в жестком ограничении вмешательства государства и чиновников в экономику и создании благоприятного бизнес-климата. Ну и конечно же в высочайшем уровне внешней открытости для торговли и инвестиций (таможенные пошлины в Сингапуре всегда были очень низкими).
Лу Куан Ю – автор «сингапурского чуда»
Незначительная доля государственного бюджета в перераспределении ВВП характерна для всех без исключения экспортоориентированных стран Юго-Восточной Азии, даже тех, кто уже стал богатыми (хотя в остальном мире действует принцип: чем богаче страна, тем, как правило, выше доля госбюджета в ВВП). Тайвань, Сингапур, Гонконг, Южная Корея демонстрируют чудеса финансовой скромности государства, не пытающегося перетянуть «одеяло на себя». Чиновники ограничиваются перераспределением через бюджет «всего лишь» 10-20% ВВП (см. рисунок 3). Все свои «хотелки» они удовлетворяют этими скромными ресурсами.
Рисунок 3. Поступления в консолидированный государственный бюджет, в % от ВВП, 2015 г.
Источник: https://data.adb.org/search/content/type/dataset
А что мы имеем в Узбекистане?
Налогово-бюджетная нагрузка на экономику, как мы видим из рисунка 3, в 1,5-2 раза выше, чем у стран, на которые мы хотим ориентироваться в вопросах экономической политики, в том числе даже весьма богатых. На самом деле в Узбекистане нагрузка еще выше. На рисунке 4, кроме консолидированных непосредственных государственных расходов в 2018 г., приведены еще и квазифискальные расходы государственных предприятий (то есть расходы, которые должны осуществляться из бюджета, но их «вешают» на госпредприятия). Вместе с бюджетными расходами они составляют 41,2% от ВВП! Это фантастическое значение, сопоставимое только с показателями очень богатых стран Западной Европы. Ни одна успешно развивающаяся бедная страна ничего близкого себе позволить не может.
Рисунок 4. Консолидированные общие государственные расходы Узбекистана, в % от ВВП, 2018 г.
Источник: Республика Узбекистан. Обзор государственных расходов. Издание Всемирного банка, 2019 г., стр. 19.
А ведь здесь еще не учтены (их просто невозможно посчитать) квазифискальные расходы частного сектора (это когда предпринимателей «просят» отремонтировать мост или озеленить микрорайон).
И я еще в данной статье не поднимаю вопрос, как и на что тратятся государственные деньги, какими методами чиновники управляют нашей экономикой. Это тема отдельного разговора.
Тоже самое касается и участия государства в собственности. Подавляющее большинство крупных предприятий находятся в Узбекистане в государственной собственности. Более 80% активов банковского сектора также принадлежит государству. Многие предприятия контролируются государством через контрольные пакеты акций или так называемые «золотые акции». Агентство по управлению государственными активами утверждает, что: «Доля госкомпаний в ВВП страны равна 55%. В Сингапуре — 15%, среднее значение в развитых странах — 20−25%». Еще одно сравнение: в «коммунистическом» Китае лишь 12% ВВП создается на предприятиях центрального правительства, еще 24% - на предприятиях местных властей. Последние работают как обычные коммерческие компании, в условиях жесткой конкуренции.
Успешные страны Юго-Восточной Азии прекрасно осознали принцип: «государство – неэффективный собственник и распорядитель деньгами». А потому жестко ограничили власть чиновников незначительной государственной собственностью и низкими налогами / небольшими государственными расходами. Мы же до сих пор живем в нерыночной экономике с огромной толпой чиновников, пытающихся, как и в прежние времена, рулить нашей экономикой.
И при этом умудряемся еще говорить, что якобы идем по пути стран Юго-Восточной Азии. Нет, мы все это время двигались в прямо противоположную сторону. И только в 2017 году начали осуществлять робкие попытки сменить курс.
Если же мы действительно хотим применить успешный опыт этих стран, то нам нужно двигаться в следующих направлениях:
- Дальнейшая либерализация внешней торговли с целью максимальной включенности в международное разделение труда.
- Радикальное улучшение бизнес-климата (за счет сокращения административных барьеров ведения бизнеса, совершенствования нормативной базы и проведения судебной реформы), без чего невозможно привлечь масштабные инвестиции.
- Приватизация большей части государственных активов.
- Сокращение налоговой нагрузки на экономику, в том числе скрытой (с более чем 40 хотя бы до 20-25% от ВВП).
- Демонополизация отраслей, защищенных высокими тарифными и нетарифными барьерами перед импортом, демонополизация и разгосударствление энергетики, транспорта, сектора коммунальных услуг, банковской сферы.
Кроме того, государству необходимо освоить некоторые инструменты стимулирования экспорта: от соответствующей валютной политики до консультационной и финансовой поддержки экспортеров.
Во всех этих направлениях нет ничего особенно сложного. У других стран получилось же (не без трудностей). И у нас получится если сильно захотеть. Получится?
Больше новостей в Телеграме
Подписаться
